Автора не знаю.... велики просторы интернета

просторы интернета...... Автор, я пожимаю Вам руку. Обалденый стих.

Это я писала к одному фику, правда по другому фендому...

Прости меня и не вини не в чём,
Я понимаю, что я виновата.
Я помню говорили мы о чём,
И вот пришла мне вину расплата.
Я помню твой последний взгляд,
Он был наполнен грустью и любовью.
Когда ушла, я думала ты рад,
Но оказалось сердце обливалось кровью.
Прости и знай, что смерть твоя,
Не выносимое для сердца бремя.
Теперь я навсегда твоя,
Пусть не на этом свете и в другое время!

Возможно, мы разные птицы, но крыльев размах – не критерий…
Соловушка пеньем гордится, павлин – экзотичностью перьев,
Стервятник парит над горами, гагарка вцепилась в анчоус,
Полёт – субъективный параметр, и мудрость – не только учёность…

Сорока бесспорно воровка, кукушка до свинства ленива,
И пингвин в утёсах неловкий, зато, как ныряет красиво…
Быть чайкой – стонать перед бурей, быть белой вороной – тоскливо,
Для тех, кто мигрант по натуре на юге приятнее климат.

Огромному страусу, ночью, не слишком уютно в саванне,
Фламинго в движениях точен, без техники танец – не танец.
Песок побережья и рифы покрылись засохшим гуано,
Пируют бакланы и грифы, но кто-то сказал – обезьяны…

Шум на дороге и ветер гудит отчаянно

Небо устало нависло на проводах

/И/ деревья, теряясь робко в пейзаже песчаном

Грусть нагоняют по каплям в твоих глазах.



Срежет дождь все подряд от земли и до облака

Слезы бросит сквозь пыль в лобовое стекло

Знаешь, все, что для нас было когда-то дорого

Время сломало и навсегда унесло.



А в сером тумане ветви берез качаются,

Солнце садится, и чайка кричит над рекой…

На этом грустная песня моя кончается

И исчезает в дали силуэт берегов. ​​

Вибка, блин...как красиво...

Я вижу бескрайние степи,
Насколько хватает взгляда.
И ласковый, тёплый ветер
Мне тихо поёт серенаду.

Здесь воздух, согретый солнцем,
Тело слегка обжигает.
И травы, подобные шёлку,
Ноги мои ласкают.

А хрупкие красные маки,
У линии горизонта,
Похожи на яркий факел,
В лучах заходящего солнца.

Колышется маков пламя
В лёгком дыхании ветра.
И ночью его цветами
Будет земля согрета.

А светлячки, словно искры,
Что от костра взлетают,
И внебе ночном лучистые
Звёздочки зажигают.

КЛЕНОВЫЙ ЛИСТ





Как-то странно мы расстались.

Ни в чем друг друга, не виня.

Ты на прощанье мне оставил

Кленовый лист календаря.



Он по ночам меня дурманит,

Мой дорогой, любимый мой.

Реву в подушку, лист все манит.

Витает запах всюду твой.



Ах, осень желтая подружка,

Зачем сгубила ты меня

В его руках - была игрушкой

В твоей листве сгорю дотла

Неразговорчив и пустынен зимний сад.
Он, словно я, не слышит возмущенья
Колоколов, их гул предназначенья,
Приняв снегов крещения обряд.

Близка его тиши застывшая печаль,
Ахматовская профильная гордость,
Запутанный в деревьях ветра голос,
И бытия полувоздушная реаль.

Душа на перекрестке. Всюду осень.
И город накреняется – как в шторм…
И плечи рваным золотом занозит…
И воротник карябает дождем…

Ну, как же подсказать тебе!… о, друг мой…
Что мы все скоро упадем в ноябрь!…
Всей нашей жизнью – взбалмошной и хрупкой…

Да ты ж не чуешь этого!! Но я…

Предчувствие – оно быстрее молний…
И это выбор мой. А не испуг.
Незрячими перстами ткут мне Мойры:
и осень… и дорогу… и судьбу…

Не сомневайся: ты вот так же вскоре
душой притормозишь на всем скаку
на красном марсианском светофоре…
на лунной «зебре». 45 секунд.

Вот и решай: остаться в этом веке?…
Где скоро всех накроет ноябрем…

Иль вслед за мной: искать Любовь. По «встречке».
Без ангелов.
Без правил.
Напролом.

Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман;
Но в нас горит еще желанье;
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.
Мы ждем с томленьем упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!

Ксюшенька***, что-то очень знакомое, но я не могу вспонить. неужто Державин?

LoveNK, Это Пушкин К Чаадаеву

И катись бутылкой по автостраде,
Оглушенной, пластиковой, простой.
Посидели час, разошлись не глядя,
Никаких "останься" или "постой";
У меня ночной, пятьдесят шестой.
Подвези меня до вокзала, дядя,
Ты же едешь совсем пустой.
То, к чему труднее всего привыкнуть -
Я одна, как смертник или рыбак.
Я однее тех, кто лежит, застигнут
Холодом на улице: я слабак.
Я одней всех пьяниц и всех собак.
Ты умеешь так безнадежно хмыкнуть,
Что, похоже, дело мое табак.
Я бы не уходила. Я бы сидела, терла
Ободок стакана или кольцо
И глядела в шею, ключицу, горло,
Ворот майки - но не в лицо.
Вот бы разом выдохнуть эти сверла -
Сто одно проклятое сверлецо
С карандашный грифель, язык кинжала
(желобок на лезвии - как игла),
Чтобы я счастливая побежала,
Как он довезет меня до угла,
А не глухота, тошнота и мгла.
Страшно хочется, чтоб она тебя обожала,
Баловала и берегла.
И напомни мне, чтоб я больше не приезжала.
Чтобы я действительно не смогла.

Вот был город как город, а стал затопленный батискаф,
Словно все тебя бросили, так и не разыскав,
Пожила, а теперь висишь как пустой рукав
У калеки-мальчика в переходе.
Да никто к тебе не приедет, себе не лги.
У него поезд в Бруклин, а у тебя долги,
И пальцы дрожат застегивать сапоги
Хоть и неясно, с чего бы вроде.
Дело не в нем, это вечный твой дефицит тепла,
Стоит обнять, как пошла-поехала-поплыла,
Только он же скала, у него поважней дела,
Чем с тобой тетешкаться, лупоглазой;
То была ведь огнеупорная, как графит,
А теперь врубили внутри огромный такой софит,
И нутро просвечивает нелепо, и кровь кипит,
Словно Кто-то заходит, смотрит и возопит:
«Эй, ты что тут разлегся, Лазарь?..»
Полно, деточка, не ломай о него ногтей.
Поживи для себя, поправься, разбогатей,
А потом найди себе там кого-нибудь без затей,
Чтоб варить ему щи и рожать от него детей,
А как все это вспомнишь – сплевывать и креститься.
Мол, был месяц, когда врубило под тыщу вольт,
Такой мальчик был серафический, Чайльд-Гарольд,
Так и гладишь карманы с целью нащупать кольт,
Чтоб когда он приедет, было чем угоститься.

Александр Блок

Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века -
Все будет так. Исхода нет.

Умрешь - начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь,
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.

Хвалю тебя, говорит, родная, за быстрый ум и веселый нрав.
За то, что ни разу не помянула, где был неправ.
За то, что все люди груз, а ты антиграв.
Что Бог живет в тебе, и пускай пребывает здрав.
Хвалю, говорит, что не прибегаешь к бабьему шантажу,
За то, что поддержишь все, что ни предложу,
Что вся словно по заказу, по чертежу,
И даже сейчас не ревешь белугой, что ухожу.
К такой, знаешь, тете, всё лохмы белые по плечам.
К ее, стало быть, пельменям да куличам.
Ворчит, ага, придирается к мелочам,
Ну хоть не кропает стишки дурацкие по ночам.
Я, говорит, устал до тебя расти из последних жил.
Ты чемодан с деньгами – и страшно рад, и не заслужил.
Вроде твое, а все хочешь зарыть, закутать, запрятать в мох.
Такое бывает счастье, что знай, ищи, где же тут подвох.
А то ведь ушла бы первой, а я б не выдержал, если так.
Уж лучше ты будешь светлый образ, а я мудак.
Таких же ведь нету, твой механизм мне непостижим.
А пока, говорит, еще по одной покурим
И так тихонечко полежим.

Или даже не бог, а какой-нибудь его зам
поднесет тебя к близоруким своим глазам
обнаженным камушком, мертвым шершнем
и прольет на тебя дыхание, как бальзам,
настоящий рижский густой бальзам,
и поздравит тебя с прошедшим
- с чем прошедшим?
- со всем прошедшим.
Покатает в горсти, поскоблит тебя с уголка –
кудри слабого чаю
лоб сладкого молока
беззащитные выступающие ключицы
скосишь книзу зрачки – плывут себе облака,
далеко под тобой, покачиваясь слегка
больше ничего с тобой
не случится
- Ну привет, вот бог, а я его генерал,
я тебя придирчиво выбирал
и прибрал со всем твоим
барахлишком
человеческий, весь в прожилочках, минерал,
что-то ты глядишь изумленно слишком
будто бы ни разу
не умирал…


Мать-одиночка растит свою дочь скрипачкой,
Вежливой девочкой, гнесинской недоучкой.
«Вот тебе новая кофточка, не испачкай».
«Вот тебе новая сумочка с крепкой ручкой».
Дочь-одиночка станет алкоголичкой,
Вежливой тётечкой, выцветшей оболочкой,
Согнутой чёрной спичкой, проблемы с почкой.
Мать постареет и все, чем ее ни пичкай,
Станет оказывать только эффект побочный.
Боженька нянчит, ни за кого не прочит,
Дочек делить не хочет, а сам калечит.
Если графа «отец», то поставлен прочерк,
А безымянный палец – то без колечек.
Оттого, что ты, Отче, любишь нас больше прочих,
Почему-то еще ни разу не стало
легче.


Это мир заменяемых; что может быть смешней твоего протеста.
Поучись относиться к себе как к низшему
Из существ; они разместят чужой, если ты не пришлешь им текста.
Он найдет посговорчивей, если ты не перезвонишь ему.
Это однородный мир: в нем не существует избранных – как и лишних.
Не приходится прав отстаивать, губ раскатывать.
Ладно не убедишь – но ты даже не разозлишь их.
Раньше без тебя обходились как-то ведь.
Миф о собственной исключительности, возникший
Из-за сложной организации нервной деятельности.
Добрый Отче, сделал бы сразу рикшей
Или человеком, который меняет пепельницы.


Если ты про мать — редко видимся, к радости обоюдной,
Если про работу — то я нашла себе поуютней,
Если про погоду, то город наполнен влагой и темнотой.
Если вдруг про сердце, то есть два друга, они поют мне:
«Я не той, хто тобi потрiбен,
не той,
не той».
Если ты про друзей — то не объяснишь, как
У того дочурка, у той — сынишка,
С остальными сидим на кухне и пьем винишко,
Шутим новые шутки и много ржем.
Если ты про книжку — то у меня тут случилась книжка,
Даже можно хвастаться тиражом.
Я даю концерты, вот за три месяца три столицы,
И приходят люди, приносят такие лица! -
Я читаю, травлю им всякие небылицы
И народ, по-моему, веселится,
И мне делается так пьяно и хорошо,
Что с тобой хотелось бы поделиться -
Если б ты когда-нибудь да пришел.
Память по твоим словечкам, вещам, подаркам,
Нашим теркам, фоткам, прогулкам, паркам -
Ходит как по горной деревне после обвала.
А у бывшей большой любви, где-то в ноябре
Первенец родился, назвали Марком.
Тут бы я, конечно, вспомнила о тебе,
Если бы когда-нибудь забывала.
Что ты делал? Учил своим параноидальным
Фильмам, фразам, таскал по лучшим своим едальням,
Ставил музыку, был ближайшим, всегдашним, дальним.
Резал сыр тупой стороной ножа.
За три года не-встречи дадут медаль нам.
Правда, руку на сердце положа,
Где-то после плохого дня или двух бутылок
Мне все снится твой кругло выстриженный затылок;
Иногда я думаю, что с тебя
Началась череда всех вот этих холодных, милых
Вежливых, усталых, кривых ухмылок
Мальчиков, что спят со мной, не любя.
Просто ты меня больше не защищаешь.
Вероятно, ты то же самое ощущаешь,
Где-то в самой чертовой глубине -
Хотя дай тебе Бог,
чтоб не.

Это как проснуться в пустой палате,
повыдирать из себя все трубки, иголки, датчики,
Выбежать во двор, в чьих-нибудь бахилах на босу ногу;
Что они сделают, эти чертовы неудачники,
С обреченным тобой, подыхающим понемногу;
И стоять, и дышать, и думать – вот, я живой еще,
Утро пахнет морозом, и пар изо рта, и мне бы
Хоть бы день; а уже тишина начинает сигналить воюще,
Уже сердце растет, как сказочное чудовище,
Небо едет вниз по дуге, и ты падаешь возле неба.
Твою душу легонько сталкивают корабликом
Вдоль по вечной реке, и весь мир обретает краски
И рельеф; а ты сам навсегда лежишь почерневшим яблоком,
Поздним августом, на ступенечке
У терраски.

Анна Ахматова
Уединение
Так много камней брошено в меня,
Что ни один из них теперь не страшен,
И стройной башней стала западня,
Высокою среди высоких башен.
Строителей ее благодарю,
Пусть их забота и печаль минует.
Отсюда раньше вижу я зарю,
Здесь солнца луч последний торжествует.
И часто в окна комнаты моей
Влетают ветры северных морей,
И голубь ест из рук моих пшеницу...
А недописанную мной страницу -
Божественно спокойна и легка,
Допишет Музы смуглая рука.

Я к вам пишу – чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня.
Сначала я молчать хотела;
Поверьте: моего стыда
Вы не узнали б никогда,
Когда б надежду я имела
Хоть редко, хоть в неделю раз
В деревне нашей видеть вас,
Чтоб только слышать ваши речи,
Вам слово молвить, и потом
Все думать, думать об одном
И день и ночь до новой встречи.
Но, говорят, вы нелюдим;
В глуши, в деревне всё вам скучно,
А мы... ничем мы не блестим,
Хоть вам и рады простодушно.

Зачем вы посетили нас?
В глуши забытого селенья
Я никогда не знала б вас,
Не знала б горького мученья.
Души неопытной волненья
Смирив со временем (как знать?),
По сердцу я нашла бы друга,
Была бы верная супруга
И добродетельная мать.
Другой!.. Нет, никому на свете
Не отдала бы сердца я!
То в вышнем суждено совете...
То воля неба: я твоя;
Вся жизнь моя была залогом
Свиданья верного с тобой;
Я знаю, ты мне послан богом,
До гроба ты хранитель мой...
Ты в сновиденьях мне являлся,
Незримый, ты мне был уж мил,
Твой чудный взгляд меня томил,
В душе твой голос раздавался
Давно...нет, это был не сон!
Ты чуть вошел, я вмиг узнала,
Вся обомлела, запылала
И в мыслях молвила: вот он!
Не правда ль? Я тебя слыхала:
Ты говорил со мной в тиши,
Когда я бедным помогала
Или молитвой услаждала
Тоску волнуемой души?
И в это самое мгновенье
Не ты ли, милое виденье,
В прозрачной темноте мелькнул,
Приникнул тихо к изголовью?
Не ты ль, с отрадой и любовью,
Слова надежды мне шепнул?
Кто ты, мой ангел ли хранитель,
Или коварный искуситель:
Мои сомненья разреши.
Быть может, это всё пустое,
Обман неопытной души!
И суждено совсем иное...
Но так и быть! Судьбу мою
Отныне я тебе вручаю,
Перед тобою слезы лью,
Твоей защиты умоляю...
Вообрази: я здесь одна,
Никто меня не понимает,
Рассудок мой изнемогает,
И молча гибнуть я должна.
Я жду тебя: единым взором
Надежды сердца оживи,
Иль сон тяжелый перерви,
Увы, заслуженным укором!

Кончаю! Страшно перечесть...
Стыдом и страхом замираю...
Но мне порукой ваша честь,
И смело ей себя вверяю...

Татьяна Ларина....письмо Евгению Онегину

Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман;
Но в нас горит еще желанье;
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.
Мы ждем с томленьем упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!

А.С. Пушкин (К Чаадаеву)

Автор сего чуда мне, к сожалению, неизвестен, если бы знала, отправила охапку цветов. Но стих нереально цепляет! Не знаю, согласитесь вы со мной или нет. Просто захотелось поделиться!..

Спойлер:

ну, Мишку можно было и получше переделать, узнаваемо, даже слишком....

Это мир заменяемых; что может быть смешней твоего протеста.
Поучись относиться к себе как к низшему
Из существ; они разместят чужой, если ты не пришлешь им текста.
Он найдет посговорчивей, если ты не перезвонишь ему.

Это однородный мир: в нем не существует избранных – как и лишних.
Не приходится прав отстаивать, губ раскатывать.
Ладно не убедишь – но ты даже не разозлишь их.
Раньше без тебя обходились как-то ведь.

Миф о собственной исключительности, возникший
Из-за сложной организации нервной деятельности.
Добрый Отче, сделал бы сразу рикшей
Или человеком, который меняет пепельницы.

Кофе по-турецки, лимона долька,
Сулугуни и ветчина.
Никого не люблю – тех немногих только,
На которых обречена.

Там сейчас мурашками по проспекту
Гонит ветер добрых моих подруг.
И на первых партах строчат конспекты
По двенадцать пар загорелых рук.
Я бы не вернулась ни этим летом,
Ни потом – мой город не нужен мне.
Но он вбит по шляпку в меня – билетом,
В чемодане красном, на самом дне.

Тут же тополя протыкают бархат
Сюртука небес — он как решето;
Сквозь него холодной Вселенной пахнет
И глядит мерцающее ничто.

Ночи в Симеизе – возьми да рухни,
С гор в долину – и никого в живых.

И Сайде смеется из дымной кухни
И смешно стесняется чаевых.

Хитрый взгляд, босые ножки
На щеке прилипла крошка
Мама надё! Мама дай!
Лезем с криками: Банзай!
Раз на стул и два на стол,
Чашку об пол, чай под стол.
Мама! Тут так интересно!
Сверху видно всё прелестно.
Ну, ка! На руки меня!
И тюдя! И вот тюдя!
Выключателем чик, чик…
Свет откуда - то возник…
Мама, ух, какое чудо!
Я нашел в шкафу два блюда!
Брякну ложкою об них.
Звук вдруг новый… Я притих…
Громко брякать ложкою,
Но громче, поварёшкою!
День расписан поминутно
Не присесть ни на секунду.
Вдруг случится что.… А я?
Спал с игрушкою сопя?
Где то там… журчит вода…
Ну, ка быстренько туда!
Ух, ты! Стирка то в разгаре!
Скоренько поможем маме!
Все игрушки постирать…
И обои оборвать…
Подметем метелкой пол,
Где совок? Да вот же он!
Уфф! Устал! Что там покушать?
Каша? С маслом?
Лучше суши!
И десертные две груши.
И компотом всё залить,
Чтобы пудинг получить.
И размазать по столу!
Съешь-ка мама размазню!
А теперь пора в кровать
Сказку на ночь почитать.
Ты читай негромко,
Я соплю тихонько.

Когда ты на машине, при деньгах,
Друзья тебя качают на руках.
Когда ты покупаешь им вино,
Они с тобой смеются заодно...
Ты делаешь подарки, к ним спешишь,
Волнуешься и дружбой дорожишь.
Приходишь, помогаешь им в беде...
Ты плачешь... А друзья сегодня где?
Когда не на машине, а в долгах...
Когда не над землею, а в ногах,
Ты присмотрись, кто рядышком с тобой,
Вот это друг подаренный судьбой.
А те, кто хохотали в унисон,
И тратили с тобою миллион,
Сегодня будут также хохотать,
С твоим врагом тебя же обсуждать...
У радости всегда друзей полно,
Но в тот момент, когда в душе темно,
Из десяти останется один,
Кто рядышком без выгодных причин,
А потому что в нем душа живёт,
Которая без слов тебя поймёт.
А остальных отшей, ведь их душа...
Не стоит, к сожалению, ни гроша.
Не трать себя на всех, а посмотри,
В ком солнце не снаружи, а внутри.
Запомни - не бывает сто друзей,
Но есть один, кто этих ста верней!

Текст песни Елены Ваенги,
Аэропорт.


Аэропорт, улетаю...
Миллион глаз - и я тону.
Как ты успел, а я не знаю,
не опоздать на минуту?

Ну где же ты раньше был?
И где была раньше я?
И как я могла так жить,
Я не понимаю!
Ну где же ты раньше был?
И где была раньше я?
Давай же на этот раз
друг друга, не потеряем!

Аэропорт, улетаю...
Сердца одну половину
Я не отдам, я потеряю
в белых снегах нашей земли.

Ну где же ты раньше был?
И где была раньше я?
И как я могла так жить,
Я не понимаю!
Ну где же ты раньше был?
И где была раньше я?
Давай же на этот раз
друг друга, не потеряем!

Давай же на этот раз
друг друга, не потеряем!

(Эта песня,идея моего фанфика.)

МОЛИТВА МАТЕРИ

Друзья, заранее прошу прощения,
Возможно и не время вспоминать,
Но я вот вспомнил … вспомнил всё мгновенно:
Деревню нашу, дом, отца и мать.
Отец и мать мне часто говорили:
"Сыночек, милый, к Богу обратись",
И ежедневно обо мне молились,
Но я любил совсем иную жизнь.

Вино, друзья и сотни развлечений
Мне ослепили сердце и глаза
И ослепленный, с диким наслажденьем,
Смотрел я в рюмку, а не в небеса.

Молитвы мне страшнее ада были,
О Боге я и слышать не хотел,
Летели дни, я жил в грязи и пыли
И думал я, что это – мой удел.

Мне не забыть, наверное, навеки
Тот страшный день: отец мой умирал,
Из материных глаз слез вытекали реки,
А я стоял хмельной и хохотал.

"Ну, где ж твой Бог, чего Он не спасает:
Он Исцелитель, что ж ты не встаешь?
Без Бога люди так же умирали,
И ты, отец, как все в земле сгниешь".

Он улыбнулся и сказал сердечно:
"Я жив, сынок, а ты уже мертвец,
Но знай, что мертвым ты не будешь вечно
И вскоре воскресит тебя Творец".

Отца похоронили, мать молилась,
Вдвойне молилась о душе моей,
Потоки слез, что за меня полились,
Не даром были пролиты *******

Ну, а тогда я думал по-другому,
Была противней мать мне с каждым днем
И вот, однажды, я ушел из дома,
Глубокой ночью, словно вор, тайком.

О, как кричал я: "Вот она, свобода,
Теперь я волен в мыслях и делах!"
Не знал еще, что жизнь – болото,
Ступил на кочку и увяз в грехах.

И жизнь меня как щепку закружила,
В водовороте суеты и зла.
Вначале хорошо кружиться было,
Но вскоре заболела голова.

Был для меня ужасной, страшной мукой
И каждый круг, и каждый поворот…
Я волю напрягал, ум, до боли руки.
Но жизнь водоворот… водоворот…

Круг развлечений, в золото одеты,
Как ярок он, меня он ослепил.
Я был слепцом, не видел рядом света
И в страшном мраке по теченью плыл.

Но кто же мог меня спасти от смерти,
От тех кругов, влекущих так на дно –
Не человек, не человек, поверьте!
Но кто же? Кто же? КТО?

Метался я, не находя ответа
И вот, однажды, летом, в сильный дождь
На улице я друга детства встретил,
Увидев земляка, по телу – дрожь.

Предстал передо мною образ милый,
Глаза печальные, и мокрые всегда.
Забилось сердце, задрожали губы,
А вырвались из глубины слова.

"Ну, как там мать, меня хоть вспоминает,
Наверное, давно уж прокляла,
Хочу заехать, время не хватает
Сам понимаешь, то работа, то дела".

"Дела, работа – помолчал бы лучше:
Дела твои не трудно угадать,
Я расскажу, но только сердцем слушай,
О том, как позабыла тебя мать.

Когда ты скрылся, мать твоя от горя
Вся поседела, ведь тобой жила,
И каждый день, с невзгодой лютой споря,
Шла на распутье и тебя ждала.

И руки простирая свои к Богу,
Молясь во имя пролитой Крови,
Она стояла, влитая в дорогу,
Столбом надежды, веры и любви.

Ну а когда стоять была не в силах,
Когда уже совсем в постель слегла,
Кровать к окну подвинуть попросила,
Смотрела на дорогу и ждала…"

Его слова стремительным порывом
С души сорвали равнодушье враз.
Я задрожал и прошептал пугливо:
"Скажи что с ней, она жива сейчас?"

"Сейчас не знаю, уезжал – дышала,
В бреду шептала странные слова:
– Сыночек, милый, ты пришел, я знала, –
А ты: работа, говоришь, дела".

Я побежал, подстегнутый, как плетью,
С одним желаньем жгучим, как огонь:
Не опоздать, успеть бы перед смертью
Упасть пред ней, раскаяться во всём.

Вокзал и поезд… Но одно лишь слово…
В душе стучало, молота сильней,
Хотел не думать, но напрасно: снова
Я слышал те слова: скорей, скорей…

Вот поезд стал, я вышел, от волненья
Меня трясло, и что-то жгло в груди.
Я в ночь шагнул дрожащей, страшной тенью
От пламени, горевшего внутри.

Знакомая дорога и деревья,
И только незнакомый сердца стук,
Вот кладбище, за кладбищем деревня.
Шел мимо, и отца я вспомнил вдруг.

И ноги как-то сами повернули,
И в тишине пошелестев листвой,
Меня к его могиле потянуло,
Заросшей и заброшенной тропой.

Я шел, до боли напрягая зренье,
Склоненные березки – значит здесь.
Впервые в жизни встал я на колени,
Прижав к щеке холодный мокрый крест.

"Отец прости безумную ошибку –
Ты прав, ты жив, я слышу шепот губ.
Стоишь ты предо мной, твоя улыбка,
А я – зловонный, сгнивший, мерзкий труп.

Но я заботой и любовью к маме
Сотру всё прошлое – клянусь тебе, поверь.
И ты, мой папа, будешь рядом с мамой.
А если… если мать уже в земле?"

И сердце снова бешено забилось…
Я оглянулся – тьма, ни зги кругом,
Но вдруг луна окрестность осветила,
И я увидел рядом свежий холм.

Только луна и звезды только знают,
Как я со стоном на могилу пал,
И мамин холмик обнимал руками,
И землю у подножья целовал.

"Ты слышишь, мамочка, прости, родная!
Не надо, не молчи, открой уста,
Давай молиться вместе, дорогая,
Ты, слышишь, мама, умоляю, встань".

Но холм молчал, дыша могильным тленьем.
Кругом ни звука, словно мир уснул,
И тут я вспомнил, Кто дает прощенье,
И с воплем руки к небу протянул.

И эта ночь последней стала ночью
В мои безбожно прожитые дни,
Она открыла мне слепые очи,
И я увидел новый, светлый мир.

С тех пор живу я с Господом Иисусом.
Мое в Нём счастье, жизнь и полнота,
И сотни раз сказать не постыжусь я,
Что я не смыслю жизни без Христа.

Когда я вижу пред собой картину:
Заплаканную, сгорбленную мать,
А рядом гордого, напыщенного сына –
От всей души мне хочется сказать:

"Вы, матери, имеющие дочку, сына, –
Прострите руки к небесам,
И, верьте, что молитвы ваши сильны
Творить и после смерти чудеса.

Вы, сыновья, забывшие о Боге –
Взгляните на заплаканную мать,
И станьте рядом, чтоб в своей дороге
Вам эти слезы не пришлось познать".

Слышишь — мчатся сани, слышишь — сани мчатся.
Хорошо с любимой в поле затеряться.

Ветерок веселый робок и застенчив,
По равнине голой катится бубенчик.

Эх вы, сани, сани! Конь ты мой буланый!
Где-то на поляне клен танцует пьяный.

Мы к нему подъедем, спросим — что такое?
И станцуем вместе под тальянку трое.

3 октября 1925

Склонилась ночью мама над кроваткой
И тихо шепчет Крошечке своей:
«Ты только не болей, мой Зайчик сладкий,
Прошу тебя, ты только не болей…»
Когда болезнь к ребёнку подступает,
Рыдает материнская душа.
И мама до утра не засыпает,
К щеке прижав ладошку малыша…
Когда блестят глаза не от веселья,
Когда температурит сын иль дочь,
То сердце мамы плачет от бессилия,
Пытаясь все болезни превозмочь…
Укутав нежно Счастье в одеяло,
Прижав своё Сокровище к груди,
Она без перерыва повторяла:
«Уйди, болезнь, от сына, прочь уйди!»
И ни одно лекарство так не лечит,
Как мамина забота и тепло…
Любовь – ребёнка счастьем обеспечит,
Отгонит все недуги, беды, зло…
Для матери важней всего на свете
Здоровье, счастье собственных детей.
И точно так же маму любят дети,
Взрослее став, заботятся о ней…
Прошли года… В кровати мать больная,
Ей шепчут двое взрослых сыновей:
«Ты только не болей, моя родная,
Прошу тебя, ты только не болей…

Кочетков Александр

БАЛЛАДА О ПРОКУРЕННОМ ВАГОНЕ



- Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана -
Прольется пламенной смолой.

- Пока жива, с тобой я буду -
Душа и кровь нераздвоимы,-
Пока жива, с тобой я буду -
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду -
Ты понесешь с собой, любимый,-
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.

- Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
- За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба - я и ты.

- Но если я безвестно кану -
Короткий свет луча дневного,-
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
- Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.

Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.

Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.

С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!
1932

Все начинается с любви.
Твердят:
"В начале было слово".

А я провозглашаю снова:
все начинается с любви!

Все начинается с любви:
и озаренье, и работа,
глаза цветов, глаза ребенка -
все начинается с любви.

Все начинается с любви.
С любви!
Я это точно знаю.
Все, даже ненависть -
родная и вечная
сестра любви.

Все начинается в любви:
мечта и страх,
вино и порох.
Трагедия, тоска и подвиг -
все начинается с любви.

Весна шепнет тебе:
"Живи".
И ты от шепота качнешься.
И выпрямишься.
И начнешься.
Все начинается с любви!

Мой любимый стишок) Вы возможно подумаете, что у меня с головой не все в порядке, если мне нравятся такие стишки.


Такая, в общем история.


Жил-был, этот, как его,

Ну, значит, и того,

Жило это самое

Со своею мамою.

Был еще один чудак-

Это, в общем, значит, так,

И его любимый зять.

Звали зятя

Так сказать.

А жену звали ну...

А соседа звали это...

А его родители-

Видишь ли

И видите ли...

А еще какой-то э-э-э

Жил на верхнем этаже...

И дружили они все...

Ну и значит, и вообще!

Эмма Мошковская.

Ирина Шведова. Белый Вальс.

Пламя свечи осветило несмело

Тесную комнатку в центре столицы,

Девочка белое платье надела

И перед зеркалом стала кружиться.

Вальса легки и прозрачны движенья -

Так же ты с ним танцевала когда-то...

Что же теперь своему отражению

Шепчешь, Офелия восьмидесятых?

Белый танец, белый танец...

Как же это? Так не честно!

Где ты, русский мой афганец?

Ждёт тебя твоя невеста!

Возвращайся, возвращайся

От обугленной границы,

Не могу я в белом вальсе

Со своей бедой кружиться!

Белое платье белело напрасно...

Краски смешались в горящей долине:

Бинт перевязочный - белое с красным,

Белое с пепельным - солнце пустыни
.
Слёзы невесты во вдовье проклятье

Вдруг превратились так просто и страшно:

"Будьте вы прокляты, белые платья -

Белые флаги надежды вчерашней!"

Белый танец, белый танец...

Как же это? Так не честно!

Где ты, русский мой афганец?

Ждет тебя твоя невеста!

Возвращайся, возвращайся

От обугленной границы,

Не могу я в белом вальсе

Со своей бедой кружиться!

Слышите, в медь полкового оркестра

Хриплым, надрывным бемолем ворвался

Крик недождавшейся русской невесты,

Страшная музыка белого вальса?

Белый танец, белый танец...

Как же это? Так не честно!

Где ты, русский мой афганец?

Ждёт тебя твоя невеста!

Возвращайся, возвращайся

От обугленной границы,

Не могу я в белом вальсе

Со своей бедой кружиться!

Белый танец, белый танец...

Как же это? Так не честно!

Где ты, русский мой афганец?

Ждёт тебя твоя невеста!

Возвращайся, возвращайся

От обугленной границы,

Не могу я в белом вальсе

Со своей бедой кружиться!

Как же это? Так не честно!

Ждёт тебя твоя невеста!

Возвращайся, возвращайся

От обугленной границы,

Не могу я в белом вальсе

Со своей бедой кружиться!

Миледи, автор слов - Юрий Рогоза. Ирина Шведова лишь исполнила эту песню.

Аннушка, спасибо

Сегодня услышала песню:

Женщины в погонах.


В море и на суше,
В ротах, батальонах.
Мы России служим -
Женщины в погонах.
Стройные, не очень.
Рыжие, блондинки,
Но в военной форме
Все мы как картинки


Армия без женщин -
Что солдат без каши.
Ах, оставьте, только
Пересуды ваши.
Мы окопы роем,
Мы и раны лечим.
Мы боеспособность
Нашу обеспечим.

-

Может быть мужчины
В армии уместней.
Но в военном деле
Нет мужских профессий.
Потому и служат
На родных просторах,
Лучшие из лучших -
Женщины в погонах.


Армия без женщин -
Что солдат без каши.
Ах, оставьте, только
Пересуды ваши.
Мы окопы роем,
Мы и раны лечим.
Мы боеспособность
Нашу обеспечим.
Армия без женщин -
Что солдат без каши.
Ах, оставьте, только
Пересуды ваши.
Мы окопы роем,
Мы и раны лечим.
Мы боеспособность
Нашу обеспечим.

-

Армия без женщин -
Что солдат без каши.
Ах, оставьте, только
Пересуды ваши.
Мы окопы роем,
Мы и раны лечим.
Мы боеспособность
Нашу обеспечим.
Армия без женщин -
Что солдат без каши.
Ах, оставьте, только
Пересуды ваши.
Мы окопы роем,
Мы и раны лечим.
Мы боеспособность
Нашу обеспечим.
Мы боеспособность
Нашу обеспечим.
Мы боеспособность
Нашу обеспечим.

Каково это - статус: «сильная женщина»?
С этим рождаются? Или этому учатся?
Как оставаться уравновешенной,
Зная, что это вряд ли получится?..

Как это напрочь лишить себя слабостей,
Не поддаваясь на их провокации?..
И, доходя до предела, до крайности,
Не оказаться в глубокой прострации…

Как это, зубы сжав от бессилия,
Вдруг улыбнуться, и боли не выказать?..
Не унижаясь, остаться красивою,
Слова дурного во гневе не высказав?..

Вовремя встать, преисполненной гордости,
И оборвать отношенья постылые,
Не опускаясь до злобы и подлости…–
Дорого стоит: быть в статусе «Сильная…»!



незнаю кто автор , но мне понравилось