Сегодня ровно семь лет с того момента, как их расформировали. Их больше нет, эти слова звучали в ушах Бати, как приговор. Хотя, какое все это имеет значение для него? Ну, есть отряд, нет отряда. Да, все были для него семьей, но это не так уж и важно. Дело совсем не в том, дело в другом… Это была очередная секретная операция, которую по началу никто даже не воспринимал всерьез, но когда все поняли, что дело плохо – было поздно, слишком поздно…
Сейчас он идет по кладбищу с букетом белых орхидей – это ее любимые цветы. Откуда он знает? Она когда-то обмолвилась об этом, кратко, вскользь, он даже значения этому не придал, а вот сейчас вспомнил. Хотя, как сказать сейчас. Он вспоминал об этом на протяжении всех шести лет, что ходит сюда. Батя появляется здесь всего раз в год, чаще не может. Слишком тяжело ему даются все эти посещения, очень больно после них. Да, ему вот такому сильному и здоровому мужчине больно. Оказывается, что он тоже живой, он чувствует все то, что чувствует обычный человек. Странно, правда? Когда-то он и сам не думал, что так бывает, он понял это именно тогда, когда узнал о ее смерти.
Батя медленно прошел по до боли знакомой тропинке, отворил калитку, вошел. Он положил цветы на могильный холмик. Взгляд невольно упал на ее фотографию. На ней ты стояла с винтовкой, улыбалась. Батя даже помнит тот день, когда был сделан этот снимок – твой последний день в качестве «дьявола», по тому, что он сам забрал тебя в штаб, пытался уберечь от всего, сохранить жизнь. Не удалось, ты сама напросилась на то задание, с которого вернулись все… кроме тебя…
- Кошкина… Ритка… - он делает паузу, чтобы сглотнуть слезы. – Багира, - почему-то именно твой ник нравиться ему больше всего. Наверное, по тому, что вы настолько привыкли к своим никам, что они превратились в имена, точнее сказать они заменили вам имена. – Я пришел, как и обещал, - снова взгляд упал на ее фотографию, улыбка, легкая усмешка в глазах – типичная Багира, в этом вся она. Ведь никогда не знаешь, что у нее на уме, о чем она сейчас думает. Вроде бы улыбается, а на душе кошки скребутся. Или строит из себя беспомощную женщину, но в тот же момент готова к атаке. Вот такая вот она странная эта Багира.
Батя присаживается на скамеечку, открывает бутылку водки и достает два стакана, которые принес с собой, так было всегда – это обычай. Он наливает водку в два стакана, один целый, во второй – половину.
- Будешь? – он показывает ей полный стакан. – Не отвечай, знаю, что будешь, - Батя ставит перед фотографией стакан с водкой, а сам залпом выпивает второй. – Ты, это, прости, что оно так вышло. Не уберег я тебя, Рит, - он уже пьет прямо из горлышка бутылки, к черту все приличия. – Не плачь, ладно? Теперь все равно уже ничего не вернуть, семь лет прошло, - тяжелый вздох и еще несколько глотков.
Через некоторое время разговор, если его можно так назвать, подходит к концу, бутылка выпита.
- Ну, мне идти пора, приду через год, - он пытается сдерживать слезы, удается, все же многолетняя выдержка. – Кошкина… Ритка… Багира…